В те первые несколько месяцев я изо всех сил храбрился, занимался покупкой нового дома, подготовкой к занятиям, проклинал свою неудачу и говорил всем и каждому, что со мной полный порядок. Но на самом деле я болел, временами впадал в полное отчаяние и был близок к самоубийству.
Небо потемнело, на город грозил обрушиться еще один ливень, и последние несколько ярдов до дома я преодолел бегом, зажав газету под мышкой.
Последовав примеру многих соседей, я закатал маленькую лужайку перед домом в асфальт и превратил ее в стоянку для своего стремительно стареющего спортивного «Мерседеса SLK». Я покупал эту машину новенькой, с иголочки, на проценты от выигрыша на «Гранд нэшнл». С тех пор прошло десять лет, и эти годы, а также пробег в сто восемьдесят тысяч миль сделали свое дело, и, если честно, машину давно было пора сменить.
Я открыл багажник и взглянул на два пальто, что лежали там. Накануне вечером один только взгляд на синее кашемировое пальто Геба произвел совершенно удручающее впечатление. Теперь же я взирал на него относительно спокойно. Просто еще одно пальто, без хозяина.
Я достал оба пальто, захлопнул багажник и поспешил в дом – на голову упали первые крупные капли дождя.
Повесил свое пальто на вешалку в коридоре, прямо за входной дверью, потом призадумался. Что же делать с пальто Геба? Оно ему теперь ни к чему, но, наверное, все же принадлежит его семье. А потому, решил я, как-нибудь надо изыскать способ вернуть его им.
Ну и временно я повесил его рядом с моим, в прихожей.
Сам до сих пор не понимаю, почему я вдруг полез по карманам. Наверное, подумал, что там могут оказаться ключи от квартиры Геба – ведь пальто было на нем, когда вчера утром он вышел и запер за собой дверь.
Ключа там не оказалось, зато вместо него я нашарил в самой глубине левого кармана какую-то бумажку. Сложенную кое-как да еще скомканную. Я развернул ее, затем разгладил, прислонив к стене.
И так и замер, глазам своим не веря, и в который уже раз перечитывал послание, выведенное на бумаге черной шариковой ручкой:
...«ТЕБЕ СЛЕДОВАЛО ДЕЛАТЬ, ЧТО ГОВОРЯТ. ТЫ ЕЩЕ ПОЖАЛЕЕШЬ ОБ ЭТОМ, И ЖДАТЬ ОСТАЛОСЬ НЕДОЛГО».
Неужели это означает, что Геб все-таки был настоящей мишенью? Неужели убийца застрелил именно того человека, которого и намеревался? И если да, то за что?..
Большую часть воскресенья я читал и перечитывал эту записку на листке бумаги, пытаясь понять, было ли это угрозой убийства или вполне невинным сообщением, не имеющим никакого отношения к событиям, имевшим место накануне, на скачках «Гранд нэшнл».
...«ТЕБЕ СЛЕДОВАЛО ДЕЛАТЬ, ЧТО ГОВОРЯТ. ТЫ ЕЩЕ ПОЖАЛЕЕШЬ ОБ ЭТОМ, И ЖДАТЬ ОСТАЛОСЬ НЕДОЛГО».
Затем я выудил из кармана визитку, которую дал мне в Эйнтри инспектор Пол Мэтьюз из полиции Мерсесайда. Попробовал позвонить по указанному там номеру, но абонент оказался недоступен. Пришлось оставить ему сообщение с просьбой перезвонить мне.
Любопытно было бы знать, чего же не сделал Геб и что именно должен был сделать. И почему или о чем он должен был сожалеть?
Потом я бросил это занятие и взялся за чтение «Санди таймс», начав со статьи об убийстве. И снова подумал, что следовало бы позвонить боссу. Но, с другой стороны, он наверняка сам скоро узнает обо всем этом из газет, узнает, что жертвой стал его старший помощник. Так к чему портить человеку выходной день?
Еще жокеем я на своем опыте убедился, что не стоит верить всему, что написано в газетах. Но в данном случае был удивлен, насколько точно описывались в статье события – в том, что касалось фактической информации. Очевидно, что этот корреспондент «Санди таймс» имел самые тесные связи с полицейским участком в Мерсесайде, впрочем, не настолько тесные, чтоб они сообщили ему имя жертвы. И еще у него почти не было никакой информации о мотиве преступления, что не помешало ему выдвинуть свои версии на эту тему.
«Такое чудовищно жестокое и циничное убийство говорит о том, что в деле замешаны представители организованной преступности». Далее он развил эту тему, предположил, что имя жертвы, возможно, скрывают по той причине, что убитый является известным преступником, и полиция тем самым старается уберечь потенциальных свидетелей от возможных угроз и нежелания давать показания.
– Чушь собачья, – сказал я вслух.
– Что чушь? – спросила Клаудия.
Я сидел в нашей тесной кухоньке, разложив газету на столе, а Клаудия пекла пирог ко дню рождения своей сестры.
– Да вся эта муть в газете, – ответил я. – Они полагают, что Геб был преступником и, возможно, заслуживал, чтоб его убили.
– А он им был? – спросила Клаудия и обернулась, ее длинные черные волосы, собранные в хвост, метнулись, как флаг на ветру.
– Ну, разумеется, нет!
– Откуда тебе знать? – откликнулась она. – Тоже мне, нашелся еще один детектив.
– Просто знаю, и все, – отрезал я. – Проработал с ним бок о бок последние пять лет. Думаешь, не заметил бы, если б он был преступником?
– Мог и не заметить, – сказала Клаудия. – Думаешь, те, кто работал бок о бок с Берни Мэдофом, понимали, что он мошенник? Ну а как насчет того доктора, Гарольда Шипмана? На протяжении двадцати лет он убил около двухсот пациентов, и никто ничего не заподозрил.
Клаудия была права. Она почти всегда бывала права.
Я познакомился с Клаудией еще на втором курсе Лондонской школы экономики. Вообще-то, мы встретились в подземке – месте, не слишком подходящем для знакомств. Итак, тем вечером – было это почти шесть лет тому назад – я ехал в университет на какое-то мероприятие и сидел рядом с Клаудией в вагоне метро, когда поезд вдруг остановился в туннеле. Минут через двадцать машинист объявил, что на перегоне у станции «Юстон» случились какие-то проблемы с проводкой, возможно, короткое замыкание. Но вот поезд наконец тронулся с места, мы медленно доползли до станции «Кентиш Таун», где всех попросили покинуть вагоны.